Когда я работала над проектом «Исторические прогулки с Франциском Скориной» и брала интервью у скориноведов в разных странах, не раз на предложение «Давайте поговорим про Франциска нашего Скорину» получала в ответ: «А почему это про вашего?». «Почему это про вашего? – почти возмущено спросил Илья Лемешкин из Карлова университета в Праге. – Скорина в Богемии прожил больше, чем у вас, именно здесь состоялся как первопечатник, и где-то у нас похоронен. Когда-нибудь мы найдем его могилу. Так что Скорина – не ваш, а наш». «Почему это про вашего? – удивленно поднял брови профессор Сергей Темчин в Вильнюсе. – Он был гражданином Великого княжества Литовского, основал первую на его территории типографию, почему белорусы считают его своим?». По месту рождения, дорогие скориноведы, по месту рождения. Спасибо Кракову и Падуе: они Скориной гордятся, но своим не считают. Ну, разве только чуть-чуть.

К чему я вдруг это все вспомнила? К Витебску, друзья мои, к Витебску.

Мы с мужем только вернулись из Витебска, где в одном из выставочных пространств Центра современного искусства открылась выставка фотографий Михаила Пеньевского «Неразгаданный Китай». В Витебске я впервые. Смешно, правда? Много где в мире была, а по Беларуси путешествовала мало – преступно мало, понимаю теперь. Это за границей бегаешь по музеям, пока не собьешь ноги: вдруг такого шанса больше не будет? В гомельском дворце Паскевичей я последний раз была, когда он был дворцом пионеров, а я ходила туда на кружок мягкой игрушки. Каждый раз, когда еду в Гомель, говорю себе: на этот раз – обязательно! С экскурсией! Но приезжаешь, на тебя наваливаются какие-то дела, и до дворца не доходишь. В следующий раз. Мысль о том, что это дома, и ты всегда успеешь, мешает увидеть много интересного в шаговой доступности. В общем, в Витебске я оказалась впервые, но настроена была решительно: музеи! Выставки! Мороз в –15-20 не слишком способствовал, но где наша не пропадала. Помню, как школьницей стояла два часа на двадцатиградусном морозе, чтобы попасть в Пушкинский музей в Москве. Культура – наше все.

Самое интересное в витебском Центре современного искусства (у него несколько пространств по городу) – музей истории Витебского народного художественного училища (сразу оговорюсь, что дом-музей Марка Шагала – другая епархия, мы там тоже, конечно, побывали). То, что его здание сохранилось – само по себе чудо в городе, потерявшем более 90% зданий во время Второй мировой войны. Знающие люди утверждают, что окончательным решением о своем создании музей обязан… Олимпиаде в Сочи. Ну, помните, как мы все возмущались, увидев героев картин Шагала и супрематические фигуры? «Как же, как же! – кричали мы в оторопи. – Это же все наше! Наше! И Шагал – витеблянин, и супрематизм – витебская школа!». Как кинулись мы гордиться художниками этой школы и Шагалом! «Видели наших?». А ведь Олимпиада в Сочи была права: Витебск вошел в состав Белорусской СССР в 1924 году, а то витебское училище, которое Шагал, Малевич и супрематизм, фактически завершилось в 1923 году.

 

Во всей Беларуси нет ни одного живописного подлинника Шагала, но офорты есть (в том числе полный комплект иллюстраций к "Мертвым душам" Гоголя). Но, как сказал наш проводник по истории ВНХУ Артемий Василевич, «все стремится на свои места, и Шагал у нас будет, я в этом уверен». Мольберт, по крайней мере, готов, стоит в той самой комнате, где жил товарищ комиссар Шагал, когда работал на руководящих должностях в основанном им училище. В доказательство своих слов и в подтверждение своей уверенности Артемий рассказывает о книгах по искусству, выставленных в одном из музейных шкафов. Когда шли работы по реконструкции, кто-то принес целую сумку со старыми книгами и ушел, ничего не сказав и не объяснив. Когда сумку стали разбирать, то оказалось, что на большинстве книг стоит штамп ВНХУ: из его библиотеки книги.

Мне нравится эта мысль: все стремится на свои места. Хотя Шагал так и не рискнул посетить Витебск в 1973 году, когда приезжал в Советский Союз. Считается, что боялся увидеть, как изменился его город.

Того Витебска, который он рисовал всю жизнь, к тому времени действительно уже не было. Даже духа его не осталось. Но Шагал – конечно, витеблянин, и весь мир знает Витебск его детства и воображения. Что, конечно, не мешает считать художника своим и во Франции, и в США (он прожил там почти 10 лет, спасаясь от нацизма, там умерла его обожаемая жена Белла). Сам Шагал говорил, что если бы он не был евреем – «как я сам это понимаю», – то и художником не был бы.

Так что Израиль его тоже считает своим. И, конечно, тоже имеет право – как мы, французы и американцы. И Казимир Малевич с его супрематизмом (не будем поминать «Черный квадрат» всуе) нам не чужой. И Осип Цадкин, французский скульптор, которого так любил президент Жак Ширак, тоже наш – витеблянин. И не наш, конечно, тоже. В этом-то и есть волшебная сила искусства – в умении объединять.

А в Витебск мы еще обязательно вернемся. И во Дворец Паскевичей я обязательно схожу, в следующий приезд в Гомель – обязательно.

Опубликовано в газете «СБ. Беларусь сегодня» (под заголовком «О месте и времени»).