Если лето это маленькая жизнь, то воспоминаний о ней – трогательных, восторженных, романтичных, таких, какими хочется поделиться, и которые помогают пережить зиму, должно быть много. Чтобы потом кутаться в мягкий плед, согревать руки о дымящую малиновым вареньем чашку чая, листать фотографии и улыбаться – ведь было, было же! А весну почувствовать по легкому покалываю в ступнях, изголодавшихся по горным тропам, по пощипыванию в носу, соскучившемуся по несмелому аромату лугов и по обрушившейся мечте о новом лете и новой жизни.

Этим летом наша маленькая жизнь прожита на Камчатке. Впечатлений и воспоминаний точно хватит на долгие зимние вечера.

 

КАМЧАТСКИЕ МУЖИКИ

…Ира тихонько подкралась сзади – ну, раз уж он стоит вот так, посреди тропинки, и его не обойти: «Ну, дай хоть настоящего камчатского мужика обниму!». Миша обернулся, смутился, отступил в сторону. Ира хохочет, а мы рассуждаем об этом особенном виде – камчатском мужике. Нам повезло – с нами в группе исключительно такие. Это, кстати, одно из главных условий успешного путешествия на Камчатку: 1) чтобы повезло с гидами, 2) чтобы повезло с группой. О везении с погодой думать не стоит: переменчива, непредсказуема (мне показалось или кто-то и правда сказал «как женщина?»), тост за нее поднимать нельзя – чтобы не спугнуть, поверье здесь такое, имейте в виду, когда соберетесь.

Камчатский мужик – порода особенная, не каждый житель полуострова мужского пола к ней относится. Но если идете в поход, поднимаетесь на вулканы и сплавляетесь по рекам, шансы встретить камчатского мужика, как и шансы встретить местного медведя, существенно возрастают. Нам с Ирой повезло – мы встретили и мужиков, и медведей. А муж мой с ними уважительно подружился (с мужиками, конечно, медведи сбежали). 

Во всех камчатских мужиках есть суровость, малоулыбчивость (но зато как улыбнется – как будто вершина Авачи показалась из покрывавшего ее две недели тумана) и надежность: «как за каменной стеной» это как раз про них. В душе они романтики, и об этом догадываешься сразу – то ли по улыбке этой несмелой, то ли по случайно брошенной фразе (один, говоря о жене: «писечка моя любимая», и такая в этой неожиданной «писечке» любовь прозвучала – эх), то ли потому, что только настоящие романтики становятся проводниками (в этих краях слово «гид» звучит мелковато).

…Когда Кирилл Малахов поднялся на Авачинский впервые, ему было шесть. «Рисковый у тебя папа», – замечает кто-то. Папа у Кирилла – чеченец, романтик, ткнул пальцем в карту Советского Союза и поехал. Оказалось – Камчатка, суровый край. Оказалось – судьба. Женился на корячке, родился Кирилл: высокие скулы выдают принадлежность к коренным народам севера, а темперамент (хотя он и пытается прятать его за той самой суровостью и малоулыбчивостью) – принадлежность к Чечне. Хотя и к корякам, думаю, тоже.

Ну, и Север, опять же… Север тоже мужик: «Рабочая лайка», – говорит Кирилл с нежностью, которую я в нем заподозрила с самого начала. Вот на эту нежность в сочетании с мужественностью, надежностью, а если нужно, то и бесстрашием, женщины западают моментально. Ну, и, конечно, пытаются Кирилла с Камчатки выманить. Одна туристка купила ему билет в Москву: приезжай и живи. А я сразу фильм про крокодила Данди вспомнила – про охотника на крокодилов, прожившего всю жизнь на просторах саванн, а потом привезенного влюбленной женщиной в Нью-Йорк, и про то, как ему там – дикому, необузданному, привыкшему к просторам – было неуютно. А еще вспомнила, как Кирилл рассказывал, что Северу вольер нужен размером 4х10 м, в меньшем пространстве ему не живется. Привез он его однажды в квартиру переночевать, так лайка эта рабочая и углы все в квартире пометила, и выла полночи – простора не хватало, свободы.

Вот и Кирилл так – в Москву к подруге, конечно, съездил, но быстро вернулся: нечего ему в этом мегаполисе делать: ни простора тебе, ни свободы, одни углы на каждому шагу… В Долину гейзеров они с отцом пешком ходили (восемь дней в пути, однако), когда Кирилл еще школьником был. Какая Москва с этим чувством свободы сравнится? Другая туристка в Хабаровск заманивала – вроде и поближе, и Амур, и рыба – есть что-то похожее. Кирилла тогда на дольше хватило, но как, как оставить Камчатку? И сегодня, удобнее ухватываясь за весла перед порогом на реке Быстрой, он говорит: «Я с Камчатки никуда не уеду. Я еще столько не видел! На севера хочу пойти…». Север сразу подобрался, смотрит выжидающе: мол, что сделать надо, настороженно водит глазами по округе – он же на медведя натаскан: чуять, давать сигнал о приближении и отгонять. Но Кирилл о других северах – северной Камчатке, где дорог никаких, туда или вертолетом, или пешком, или на собаках. Места дичайшие и, говорит Кирилл, прекрасные в своей дикости. Не все поймут. Не каждому по плечу. Так что я желаю Кириллу, который видится мне этаким камчатским духом – беспокойным, переменчивым, но ласковым при уважительном к себе обращении, – или найти жену из местных, или встретить туристку особенной породы, которая так его полюбит, что останется в этих краях навсегда. А мы туда уже снова собираемся, тем более что Кирилл и сам группы по этой горячей земле водит, без всяких туркомпаний. Если вам адресок нужен – обращайтесь, с удовольствием поделюсь.

Про то, как другой камчатский проводник Ш. (он с нами не ходил, поэтому обозначу его только буквой – камчатские все равно узнают) съездил в Москву к пригласившей его и оголодавшей по настоящим мужикам туристке, нам такую историю рассказали. Ну, приехал, икры привез, рыбы – все, что с Камчатки обычно привозят. Она его в ресторан пригласила, он цены в меню видит и думает: «Вот сегодня поедим, а потом на Дошираке оставшиеся дни». Она ему сразу: «На цены не смотри, я угощаю», Выдохнул, конечно, с облегчением, но расклад ему – смело ходившему на медведя – не понравился: «А какому нормальному мужику понравится?», – говорит проводник, рассказавший нам эту историю.  Надеюсь, никакому. В общем, уехал камчатский бородач из Москвы без сожалений. «Не, ну вы сами подумайте, где они в Москве нормальных мужиков найдут? У них там маникюры-педикюры-барбер-шопы («барбер-шопы» произносятся с издевательской тягучестью) – тьфу! Что это за мужики? Вот и тоскуют бабы по настоящему». Тоскуют. А Ш. вот недавно медведя завалил – того, что разодрал у нас две палатки. Туристки его обожают: фактурный, бородатый и с ружьем…

Миша Горбенко на восхождениях был замыкающим.

Кирилл рубил ступеньки на конусе Авачи, а Миша ждал: вдруг кто не дойдет, вдруг кого-то придется спускать вниз. Терминология у них такая – «поднять», «спустить», как будто мы дети малые, сами ходить не умеем, но все правда: сами мы бы не решились, а с «мальчиками этими», как одна из нас сказала, «ничего не страшно». Перед стартом Миша взмолился: давайте дойдем все, а то давно не удавалось подняться на Авачу! Кирилл с нами поднялся в 54-й (!) раз («Нет, не надоело, он же каждый раз дышит по-другому»), в какой раз поднялся Миша – не знаю, но радовался, что мы его не подвели. А вот когда спускались, он не оставил вдовцом моего мужа: когда меня понесло по склону, и палки, ноги и руки летели в разные стороны, а тело по собственной логике выполняло кувырки с переворотами, откуда ни возьмись, в три прыжка примчался Миша, упал поперек моей траектории – остановил: «Ну, – говорит, – вы отчаянная». Я чуть не заплакала: пока неслась вниз, испугаться не успела, а потом страх настиг. Страх ведь всегда настигает. Вспоминая сегодня сурового бородатого Мишу, я думаю, как повезло детям с физруком. Его австралийская овчарка Дживс с Кирилловым Севером не уживается: Север не терпит конкуренции, он альфа-самец, а вот мужики уживаются нормально.

Просто сразу признали Кирилла предводителем, и все в порядке. На самом деле люди хорошо умеют и договариваться, и уживаться – просто мы не всегда это делаем.

Если Кирилл с раннего детства ходит на вулканы, Саня – «с рождения за рулем». Опять же – неразговорчив, улыбчив, ас.

Нормальная дорога на полуострове, по большому счету, одна, да и та только до середины, так что группы по бездорожью (в отличие от дорог, оно повсеместное) перевозят в вахтовках. У нас был «Урал» и ощущение, что не доедем. Дамы периодически восклицали: «Давайте мы все выйдем!», а Саня, ничего этого – к счастью своему и слабых духом дам – не слышавший, медленно, но уверенно полз вперед. На Камчатке расстояния измеряются не километрами, а временем, затраченным на их преодоление. Восемнадцать километров от асфальта до базового лагеря под Авачинским вулканом мы ползли два с половиной часа по руслу реки Сухой. На то она и Сухая, что воды нет, но зато камней, ям и впадин превеликое множество. Саня, случалось, балансировал на грани, но езда его была надежной – впрочем, у настоящего камчатского мужика по-другому и быть не может. Наш боевой повар Лера (походные повара на Камчатке – отдельная каста, непререкаемый авторитет) сказала: «Водители постарше не рискуют в такие дороги выходить, на которых Саня себя нормально чувствует. Папа, тоже водитель, его с детства с собой возит, так что Саня умеет такое!».

Скромный Саня, от которого на стоянке и слова не услышишь, уверенно преодолевал все преграды, лишь изредка останавливаясь: «А, может, хотите на фоне нашего снега сфотографироваться?». На фоне вот этих гор снега по крышу? В середине июля? Еще как хотим!

Саша Мельников – учитель информатики в школе. Летом каникулы большие, многие учителя (особенно крепкие физруки, как Миша) подрабатывают проводниками. Не только потому, что дополнительный заработок никому еще не мешал, но и потому, что, как тот Север, не знают, что делать дома. Им на простор надо, на природу! Саше 37 лет, красавица жена, двое детей, квартира в курортной Паратунке, где в горячих трубах течет геотермальная вода, о себе говорит: «Не, я никогда не повзрослею» и, несмотря на все наши возражения, накладывает маринованную черемшу в баночку: «Теща делала, где вы в Беларуси такое попробуете?». Нигде, Саша.

Или вот Сергей – это благодаря ему у нас есть фотографии, сделанные на вершине Авачинского вулкана, с белорусским флагом.

 

Белорус Сергей тоже местный проводник – водит людей на вулкан. «Да я на Камчатке отдыхаю», - говорит он, прыгая с высокого берега в Быструю. Местные не решаются: на то она и Быстрая, что сносит, да еще в сезон высокой воды. Но у Сергея все рассчитано: здесь прыгаю, здесь будет нести, а вот здесь за рафт ухвачусь – вылезу. Если что, «чистильщик» Миша на подхвате: протянет весло. Сергей – альпинист, работает проводником на Эльбрусе и Казбеке, а летом вот приезжает на пару месяцев на Камчатку. В его понимание отдыха лежание на пляже не вписывается. «Горы это наркотик, понимаешь?», – говорит мне. Нет, еще не понимаю. «Видно, что у меня на кепке белорусский герб?», – спрашивает у фотографирующего его мужа. Конечно, Серега, видно.

Гребет дальше довольный. Мы сплавляемся на трех рафтах, на двух по два гребца, и только Серега один – крепкий и надежный, как трактор. Белорус.

Настоящие мужики – лучшее, что есть на Камчатке.

 

Фото Михаил ПЕНЬЕВСКОЙ

 

Опубликовано в газете "СБ-Беларусь сегодня" (www.sb.by)