Если правда, что большое видится на расстоянии, а для того, чтобы тебя оценили в Беларуси, нужно сначала получить признание за рубежом, то у моего сегодняшнего собеседника – блестящее будущее в родной Беларуси. Скульптуры Виктора Копача установлены во многих странах мира (в одном только Китае их десять в разных регионах) – что это, если не признание? В Китае мы, кстати, и познакомились в 2006 году во время Харбинского конкурса ледяных скульптур (между прочим, одного из самых престижных в мире).

Иду к нему минскую мастерскую. «Место намоленное», – говорит, проводя через двор, с дороги совсем не заметный: глядя с улицы, даже не догадаешься, какие здесь таятся богатства. На подъезде табличка, указывающая, что дом – историко-культурная  ценность и охраняется государством. С некоторым страхом поднимаясь по лестнице («Не бойтесь, она крепкая!», – говорит Виктор, и я предпочитаю верить на слово), осознаю, что ценность действительно историческая: впечатление такое, что здесь не изменилось ничего (включая лестницу и деревянный пол) с тех самых пор, как здание построили. Зато, скажут вам работающие в этих мастерских белорусские художники, здесь сохранился дух. Творческий. Особенный. В такой атмосфере сразу хочется говорить о белорусской школе, ведь именно в таком качестве – как представителя Беларуси и белорусской скульптурной школы Виктора Копача приглашают в Китай. «Да, чаще всего приглашают как представителя Беларуси, конечно, – соглашается он. – Поэтому это всегда почётно и очень ответственно. Ведь по уровню моей скульптуры многие судят об уровне развития скульптурных традиций в нашей стране. На мой взгляд, белорусская школа не слишком ярко выражена, как, к примеру, грузинская или прибалтийская. Но, конечно, имеет свои особенности и черты. Многие наши ведущие скульпторы – Алексей Глебов, Заир Азгур, Андрей Бембель, Сергей Селиханов (они, кстати, в разные годы работали в этом здании) – были учениками Михаила Керзина, который был выпускником  Петербургской  академии искусств. Это оказало влияние на развитие белорусской школы. Как мне кажется, наша школа сохраняет традиции реалистической скульптуры и фигуративной пластики, но одновременно трансформирует эти знания в поисках своего стиля и пути в искусстве. В последнее время в творчестве многих скульпторов прослеживаются тенденции ухода от фигуративности, они решают задачи пространства формальными, абстрактными  объемами и стремятся к концептуальному мышлению».

Не знаю как вы, но я абстрактные скульптурные формы люблю. Потому что больше простора для фантазии, хотя малые формы Владимира Жбанова, так замечательно расцветившие Минск в последние годы, мне тоже нравятся.

- Жбанов? – подхватывает Виктор, – да, он такую маленькую революцию совершил. Он был моим классным руководителем в училище. Не все верили и принимали то, что он делал. Но для популяризации скульптуры он сделал очень многое. Его скульптуры «сошли с постаментов», их легче рассмотреть в деталях, потрогать. Благодаря им многие открыли и полюбили скульптуру.

 - Но, если честно, мне бы хотелось больше чего-нибудь не такого фигуративного. Мне бы хотелось больше плавных линий, чтобы не было однозначно – вот это человек, это лошадь, это еще что-то. Чтобы люди ходили вокруг, домысливали, придумывали – взаимодействовали с этими произведениями искусства.

- Да, такого у нас не хватает, определенно, и мы, скульпторы, это чувствуем и пытаемся делать все возможное. Мы всегда участвуем в конкурсах, много было предложений, которые так и не были реализованы. Предложения были интересные – парк у библиотеки, парк скульптуры, выбирались работы, но потом это останавливалось, затухало, чего-то не было – то средств, то желания, то еще чего. Иногда чиновники говорят: «Это непонятно». Кто должен научить их понимать скульптуру, искусство? Ведь мы не открываем ничего нового, это все абсолютно нормальные, принятые произведения, которые есть во всех музеях, галереях, в пространствах. Те же чиновники говорят: «Я был там-то, видел там такую скульптуру, давайте сделаем такое в Минске». То есть все понимают, что в этом нет ничего страшного, но чтобы принять решение, чтобы такая скульптура была – на этой они не идут, есть какой-то страх.

 - По большому счету мы отстаем от мира, где все это есть уже давным-давно.

- Да, получается, что так. Все это есть у авторов в эскизах, есть на выставках и в мастерских, но это не выходит в публичное искусство, не выходит на улицу, не ставятся эти работы. Все идет очень медленно, есть некоторые, но буквально единичные случаи, этого недостаточно. Поэтому многие делают скульптуры и выставляются за рубежом – там, где они востребованы.

 

-  Обидно?

- Конечно, немного обидно, что я не могу реализовать свое творчество на родине в том формате, в котором возможно – в плане монументального искусства. Конечно, хотелось бы. Потому что я живу здесь, здесь живет мой народ, мои дети. Мы здесь учились – долго, десять лет. И государство вложило большие силы и средства, чтобы воспитать скульпторов, продолжает это делать в Академии, в других учебных заведениях. Но получается, что на этом все и останавливается, художник не может реализоваться в полной мере, у него нет возможности отдать то, что он получил. Получается, нужно реализовываться там, где есть такая возможность, потому что художник должен практиковать. Как хирург. Я уже не касаюсь таких бытовых вещей, как необходимость кормить семью. Ведь многие уходят из профессии именно поэтому: невозможно заработать деньги.

Виктор Копач не ушел, продолжил заниматься тем, к чему лежала душа. И руки, конечно, тоже. «Потому что скульптура, – говорит он, – такой вид творчества, который захватывает тебя целиком, это объем и жизнь в пространстве, здесь мало места для иллюзий и неправды, скульптура требует только полной отдачи».

- Вы ведь очень много всего делаете руками, правда? Сначала приходит идея, а потом нужно очень, очень много работать руками, чтобы ее осуществить. Я не буду спрашивать про вдохновение, потому что прекрасно знаю, что для людей, которые занимаются такими вещами профессионально, вдохновение – это совсем не то, что думают люди со стороны. Просто приходишь, каждый день работаешь и в какой-то момент твоей работы к тебе приходит вдохновение.

- Я думаю, что вдохновение – это когда что-то получается, когда чувствуешь силу и уверенность, когда чувствуешь, что то, что задумал, что пришло тебе в момент первой идеи, не пропадает долгое время, когда ты работаешь, вот это и есть вдохновение. Когда ты не можешь остановиться, и душа поёт. Скульптура очень трудоёмка и затратна, требует очень-очень длительного времени. От идеи до реализации порой проходят месяцы, а то и годы. Это включает совершенно разные этапы, которые вроде бы не имеют никакого отношения к творчеству: нужно пилить доски, гнуть проволоку, сваривать каркас, подготовить глину, потом снимать форму, потом доводить гипс или воск, обрабатывать и патинировать бронзу – много, много этапов. Нужно очень крепко держать свою идею и вдохновение, чтобы довести работу до конца.

Вдохновение – всюду. В семье, в родной земле, в путешествиях, в теме симпозиума или конкурса, на который отправляешь свою работу.

В конкурсе, объявленном самым престижным университетом Китая Цинхуа к своему 100-летию, скульптура белорусского мастера «Равновесие» победила и теперь украшает студенческий кампус. Скульптура «Водный цикл»  заняла  третье место на ЭКСПО-2014 в Циндао и будет установлена в  международном парке.

 - Где, кроме Китая, есть Ваши работы? 

- В Южной Корее, Сирии, Турции, Таиланде, Бразилии, России, Испании. Азиатские страны известны своей любовью к камню. Может, потому что у нас гор нет и камня нет, у нас это все по-другому. У нас больше литья, в народном творчестве больше дерева. А вот моя любовь к камню привела меня в эти азиатские регионы. Ведь для художника важнее всего – востребованность, и возможность творить. Тогда это дает ему силы. Потому что ты должен работать и должен видеть отдачу. Видеть свою работу реализованной это просто потрясающе. На симпозиуме это зачастую публичная работа. Вот прилетаешь в Китай, за тысячи километров, рядом с тобой эти камни, с тобой работают помощники китайцы, ты общаешься с людьми, которые работают с этим камнем, которые знают его, любят. Ты делаешь, видишь реакцию людей, варишься с ними все эти дни, вечера, поездки, вместе с этими скульпторами. Ты видишь их работы, ты понимаешь что-то, переосмысливаешь – естественно, ты меняешься. Меняется качество твоей работы, качество твоего восприятия мира, скульптуры, это очень помогает. И, конечно, результаты. Вся жизнь, она как экзамен. Ты видишь, насколько ты сделал то, что хотел, видишь, как это выглядит рядом с другими работами. Это помогает двигаться динамичнее и совершенствоваться.

У Виктора вся семья – творческая, жена живописец, трое детей – и все рисуют. «Дети, наверное, тоже пойдут по нашим стопам. Мы их не заставляем, но все же вокруг рисуют, выставки... Заставлять мы их не заставляем, если они выберут какой-то другой путь – пожалуйста, но пока они рисуют».

- Что такое счастье?

- Счастье для меня – чтобы дети были здоровы, когда вокруг у всех все хорошо и есть возможность творить, заниматься любимым делом. Когда ты приходишь в мастерскую, у тебя есть работа, есть желание, и вечером, когда ты понимаешь, что тебя ждут, это для меня и есть счастье.

 

Фотографии предоставлены Виктором КОПАЧЕМ

Опубликовано 28.03.2014 в газете «СБ – Беларусь сегодня» (www.sb.by)